Рассказ этот про любовь. Про любовь за колючей проволокой. История эта давняя, но о ней надо рассказать из-за её особенности, так как она возникла в лагерях в годы лихолетья и военного времени. Причём, возникла она между зеком, осужденным по ст. 58 п. 10-11, групповая антисоветская пропаганда, каких тогда называли врагами народа и изменниками Родины, и между вольнонаёмной девушкой. Одно только это даёт право высказать, что любовь – своеобразная болезнь, природа которой до сих пор не объяснима и не изучена.
Итак, действующее лицо нашего рассказа – Филимошин Иван Матвеевич. По окончании 2-го курса Оренбургской фельдшерско-акушерской школы отделения фармацевтики был арестован в родном селе Ново-Георгиевке 5 июля 1941 года. После восемнадцати месяцев изнурительного следствия, после внутренней тюрьмы НКВД Иван был этапирован в Орские лагеря, где и был ему зачитан вынесенный ОСО- тройкой приговор – семь лет лишения свободы с отбыванием в исправительно-трудовых лагерях.
На его долю выпал Тагиллаг. Суда, как того требует международное право, тогда не было, так что говорить о защите своих прав не приходилось. В одном из Нижне-Тагильских лагпунктов Иван устроился работать провизором - рецептором при лагерной санчасти; и в этом ему крупно повезло, если здесь уместно это слово. Повезло, учитывая, что общие работы – это тяжёлый физический труд, от которого зеки доходили до полного физического истощения, становясь дистрофиками и пеллагриками, а многие умирали от непосильного труда. А тут тепло, труд не изнурителен, относительная сытость.
Ася, молодая и красивая девушка лет двадцати, с медицинским образованием, была вольнонаёмной и работала фельдшером при лагерном стационаре. Её не мобилизовали на фронт по простой причине – на её иждивении находился младший братишка, шестиклассник. Отец воевал на фронте, а мама умерла.
Ещё следует сказать о том, как дорожили своим местом и вольнонаёмные, и зеки – малейшее нарушение лагерного распорядка грозило виновникам потерей тёплого местечка или наказанием посуровее. Связи между заключёнными наказывались карцером, понижением статуса в должности, штрафом или переводом на другой участок. И всё же – любовь и лёгкие флирты были. И доносчиков всегда хватало. В любом обществе сильна проказа зависти, подлости и других человеческих пороков.
Между Иваном и Асей сначала возникли просто дружеские отношения, скорее – симпатии друг к другу на основе совместной работы. Но молодость требовала большего – любви. Какое-то время им удавалось скрывать свои отношения, но от посторонних глаз – не скрыться..
Как-то Ася обратилась к Ивану: «Нам надо быть предельно осторожными. Вчера меня вызвал «кум» и с сарказмом поинтересовался о нашем флирте. Пока на «любовном фронте, не на военном», как выразился он, давая понять о серьёзности его слов. Я сделала вид, что не понимаю. Тогда он с грубой прямолинейностью высказал: «Не прикидывайся овечкой. Мне всё донесли…». Я божилась и крестилась, убеждая его, что наши отношения ограничиваются лишь работой и не более. Он сначала сделал «ангельское» выражение, а потом - рыкнул: «Донесут ещё, пеняйте на себя – фронту нужны медработники, а зайдёте дальше, обеспечу совместное пребывание, но уже в других пенатах».
5 июля 1947 года у меня, автора этих строк, заканчивался шестилетний срок отбытия наказания. С Иваном мы были односельчане и просто хорошие товарищи. Он рассказал Асе о том, что мне нужно будет задержаться в Нижнем Тагиле для получения временного удостоверения и покупки билета на поезд до Оренбурга. Ася, не колеблясь, дала адрес своей квартиры. Чем это грозило ей – говорить лишне. К «контрикам» тогда относились, как к прокаженным, и узнай об этом 3-й отдел, девушка могла лишиться работы и получить ряд других неприятностей. При случае могли «подыскать» Асе какую – нибудь соответствующую статью.
Однако ночёвки на вокзале вызывали косые взгляды пассажиров, опасающихся за свой багаж – последствия войны и разрухи также имели отношение к имеющим место кражам, грабежам и разбоям. Также постоянные требования милиции показать своё удостоверение были надоедливы. И я прожил у Аси три дня. Спали мы с Федей, её братишкой, на сеновале – лето в тот год даже для Тагила было тёплым. Решив свои дела, я благополучно добрался до Оренбурга, а Ивану предстояло отбывать ещё один год.
5 июля 1948 года, освободившись, он прибыл на малую Родину. Погостив немного у престарелых родителей, он устроился провизором в районной аптеке. Вскоре к нему приехала и Ася. Девушка устроилась работать в Шарлыкской районной больнице – после войны медиков не хватало и на гражданке. Казалось бы – всё позади….
Но началась новая эпидемия репрессий, повторных арестов. На кого не удавалось сфабриковать новых дел, подвергали ссылке по решению тех же всё « троек» ОСО – всё так же незаслуженно. Без суда и следствия.
К тому времени Ася подарила Ивану двойню, мужиков. Ах, какая это для них была радость! Словами этого и не передашь! Но радость была омрачена новым, повторным арестом Ивана и ссылкой его на земли Казахстана. А Асе пришлось уехать куда-то к родственникам с двумя малолетними крохами. Следы её затерялись ….
Так закончилась эта любовь, вернее, не любовь, а горькая житейская действительность, не позволившая даже насытиться радостью рождения детей-близняшек. О счастье уж и говорить не приходится….
Культ личности Сталина был осуждён лишь после его смерти. Была отменена ссылка. Многие были реабилитированы. Возвратился и Иван, но Асю с детьми он найти так и не смог..
Мне же остаётся сказать Ивану и всем мученикам ГУЛАГА – имена ваши будут занесены в святцы!ъ
Николай Курбатов
Из сб. "Сибирские рассказы"
comment closed