День выдался таким горячим, июльский день такой, словно картофелина, только что испечённая на угольях. За что ни возьмёшься на дачном участке – всё жжётся. Даже ручка двери домика. Бочка с водой, к которой подошёл умыться – прикоснулся – жжёт пальцы. И вода в ней – словно щёлок банный. Где там уж освежиться. А ведь ещё только утро…. Ступаю, а босые ноги припекает, пощипывает - что на дорожках меж грядок, что на дощатом настиле перед крылечком. И в домике духотища, даже залетевшую с сада, крупную муху не слышно. Забилась где-то в уголок. Кажется, всё замерло. Но это только кажется…
Вон – неутомимая серая мамочка-воробьиха порхает беспрестанно в скворечник на старой сосне. Чиликает там семейка желторотиков, кормит их ежеминутно. Безлюдно, рано, но уже нестерпимо жарко и душно. отчего моё измученное воображение впало в крайность, вспомнив правильную русскую поговорку – клин клином вышибают: не затопить ли баньку?
А в баньке прохладно, набиваю в печь поленьев, подкладываю бересту, налил в печной бачок воды и замочил веничек свежий. Осталось поджечь. Но «клин-то клином хорошо», а вот вялость из изнемогающего тела банным паром не выбьешь. Сомнительно это….
Иду на реку, где у мостков из песчаного дна бьёт множество студёных родничков, где ивы, тень, там-то и можно освежиться, поплавать….
У мостков, забредя в реку по колено, стоят две юные девушки в купальниках. При моём появлении они как бы оживились, и одна – другой, голенастая брюнеточка – пухленькой блондиночке на ушко, как бы между прочим, слышу - и кивком на меня: «Наша примечательность – местный писатель и поэт, и журналист – тоже… между прочим, неплохо получается…». Голенастенькая, по приметам – наша городская. А вот подружку не встречал. Приезжая – решил. Они стали просить: « А вы поплывёте к другому берегу? А? Принесли бы оттуда кувшинок….»
Я вхожу в реку. Приезжая с соломенными вьющимися волосами, кажется, уже обладала искусством женского кокетства – поглядывала на меня оценивающе, с интересом и в тоже время с оттенком ироничности. Понятно - не их я сверстник, но ведь и мужчина, бодр, необрюзгший, загорелый, подвижен. И, покусывая какую-то былинку, сорванную на берегу, смотрит искоса и немного с подвохом: « Ну, что? Плывёте….» Я не теряюсь: «А что, вы не умеете плавать?»
Девушки, чтобы разрядить обстановку и сделать её непринуждённой, переглянулись, и наша землячка представилась: «Я – Катя, вы меня, кажется, знаете, а это, - кивнув на жеманничавшую подружку, - Лика, она в гостях…»
Я, кивнув, ныряю в глубину между ними. Плыву под водою долго и выныриваю, запутавшись в лопухах кувшинок, у противоположного берега, под сенью нависших над водою ив. Глубина здесь - по грудь, а чуть назад, ощущаю – по горло. Девушки всё так же стоят у берега, уже забредя по пояс, и о чём-то спорят. Я срываю пяток цветущих кувшинок и собираюсь плыть назад, как Катя крикнула: «Стойте, я к вам плыву». И энергично заработала саженками, сокращая водную гладь. Вот она уже рядом, я вручаю кувшинки, она благодарит меня, держа их над водой, которая ей чуть ли не по плечики, собирается плыть к подружке. Но тут между ними завязался диалог - мимикой, взглядами, жестами. Катя вопрошающе оглядывается: «Подождём немножко, Лика хочет к нам, боится вот только…» Я понял это так - Лике нужна поддержка. Плыву к ней.
Она по-прежнему стоит в воде по пояс, отрешенно смотрит вниз, то ли за мальками рыбьими следит? Вот я рядом, а она словно меня не замечает, переводит взгляд., но уже с оттенком лёгкой лукавинки и иронии: «А что, плыть надобно?»
Меня же и спрашивает и, плюхнувшись, плывёт в сторону подружки. Плывёт не очень умело: загребает воду часто, булькая ногами и ладошками. Плыву вдогонку за нею.. А поравнявшись, вижу: глаза у Лики широкие, а в них мечутся страшинки. Шепчу ей ласково: «Голубушка, греби вот так, - и показываю, - да пальчики плотнее… лодочкой, пореже да пошире загребай…»
Она приободряется, загребла увереннее, но всё равно – частит. И вот мы уже рядышком с Катей, она улыбается подружке, ободряет: «Ну, Лика, молодец, да ты же хорошо плаваешь…»
Притихшая Лика стоит рядом со мной – вода по горлышко, и неуверенно оправдывается: «Река-то незнакомая». И тянется в сторону берега, к жёлтому фонарику кувшинки с голубенькой стрекозкой, чуть, и чуть - стрекоза взвилась. Лика изумлённо отслеживает её полёт, подтягивает кувшинку, но сорвать раздумывает, так же изумлённо рассматривая, уткнулась в неё, замерев на мгновение, и, испачкав носик жёлтой пыльцой, отпускает фонарик. Поворачивает счастливое личико, и, кивая на букет кувшинок, с укором делает выговор: «Такую прелесть загубили». И озирает реку в оба конца. Рядом на сухой коряжине замечает изумрудного зимородка и - шёпотом: «А это кто же?». А сама следит уже за порхающей у самой водной поверхности бабочкой.
Я не успеваю ответить, зимородок плюхнул в воду в шаге от нас, аккуратно, без брызг, словно не птичка, а грузило. Лика от неожиданности взвизгнула, но тут же и примолкла, увидев, что птичка с добычей - мелкой рыбёшкой уже аккуратненько вынырнула, усевшись на коряжину. Лика смотрит, понятно - для городской девочки сплошные чудеса. Зимородок с добычей упорхнул в тальник, где у него гнездо. Катя, тоже с интересом наблюдавшая за происходящим, нарушает молчание: «Лик, поплыли, что ли?». Но Лика как будто бы и не слышит, загадочно поглядывает на Катю, на меня. И, вдруг, зачерпнув ладошкой водицы, плещет мне в лицо. Резко поворачивается и брызгает на подругу. Катя, закрывшись кувшинками, тоже брызжет водой.
Визг, хохот, веселье….Мгновение, и Катя пускается вплавь к противоположному берегу, гребя одной рукой, другая поднята с кувшинками.
Владимир РЯЗАНОВ
Продолжение в следующем номере…
comment closed