В доме деда Макара Лукича и бабки Маланьи Устиновны сегодня необычно весело. И неспроста – с далёкого БАМа в гости приехал их внук Иван, которого ждали целых пять лет – Иван сразу после армии завербовался на стройку века: Байкало – Амурскую магистраль. Старикам он в подарок привёз разные - разности, необходимые как для них, так и для хозяйства. Радости стариков не было предела.
- Ну, уважил унучик, - восхищалась бабка Маланья - дай Бог тебе здоровья.
- Да, здоровьем пока не обижен, – успокаивал он бабушку.
За завтраком, пропустив рюмочку водки по данному поводу, дед стал активен и разговорчив. А бабка – непоседлива и суетлива не по годам. Подставляла внуку разные варенья-соленья, бегала в сени за другими съедобными разностями и всё угощала.
- Кушай, кушай, унучик. Ешь, касатик ты мой, тамыка, поди, етого не было?! – то ли утверждала, то ли спрашивала она.
- Ты, бабка, не суетись. Остановись малость, - сдерживал её дед Макар, - а давай все харчи на стол мечи, и будет полный порядок!
- Ну-да, эт-та получица, как у тебя, старый. Ты послушай, унучик, чё учудил твой дед! Пошел зарезать к празднику овечку, а котору – спрашиват, резать-то? А я ему возьми да спроста скажи – а котора на тебя поглядит. А он взял, да всех трёх и порешил. Спрашиваю – зачем ты всех порезал-то? А он – дак, они все на меня смотрели….
- Ишь, чо учудил, ишь, чо уделал, басурман старый, – незлобиво докончила она.
Иван от души посмеялся над проделкой деда, а когда бабушка в очередной раз выбежала в чулан за какой-то снедью, поинтересовался: «А зачем ты, деда, порезал-то всех?».
- А ты посуди сам, Ванюша, зачем нам теперь такое стадо? Коровёнку лишь бы прокормить, сам сено уже не кошу, а колхоз – надёжа плохая, там у самих часто не хватает – работать-то стали абы как…. А привозка? А уход?
И дед Макар задумался о чем-то своём. Далёком…. В небольшой избёнке было уютно и тепло. Всё было прибрано и вымыто. От печи растекались волны тёплого воздуха, и это предрасполагало к раздумью о былом, пережитом и о предстоящем.
Внук Иван – единственная радость стариков, отец его погиб на фронте, а мать, запряженная в две телеги – колхозную и свою, домашнюю, надорвалась и вскоре после войны умерла. Вот и пришлось старикам взять внука на воспитание – кому же он ещё нужен. Отдать маленького в приют старики посчитали за великий грех – пропадёт он там, или чего хуже, собьётся с пути истинного. «Нет, как ни тяжело придётся, а горе мыкать будем все вместе», решили они. Вырос внук, закончил десять классов. Призвали в армию. Отслужил. Теперь вот на БАМе. А дома, когда учился, в летние каникулы и когда выпадало время, дед брал Ивана с собой на любую подручную для мальчика работу: тот и учился всему, и помогал деду. Вот и обучил он внука своему ремеслу – сам дед был непревзойдённым мастером по печному делу. И внуку всё это пригодилось – он на БАМе работает каменщиком. Правда, не так уж и лёгкая работа, но престижная, да и заработок не мал, не то, что на разных подхватах….
Иван же вспомнил детские годы. Нелёгким было его детство, но старики его любили и жалели, а что было бы с ним, не окажись этих милых стариков?..
Очнувшись от дум, дед Макар налил себе стопочку, а над внуковой стопкой помедлил и, глядя на него, спросил: «Не злоупотребляешь ли водочкой – то?».
- Да нет, дед. Изредка. По случаю и в меру.
- Смотри, унучик, пей, да ум не пропивай, - подключилась к разговору баба Маланья. – Добра от неё нет, а в жизни большая помеха.
И она долго ещё давала наставления внуку, а Иван, вспомнив что-то весёлое, рассмеялся. А рассмеявшись, чтобы не обидеть стариков, напомнил: «Помнишь, баба, как однажды поучала ты меня маленького в чём-то, да так разволновалась, что суп посолила несколько раз. А когда подала его на стол, и дед сделал тебе замечание – почему, мол, суп-то пересолен, ты оправдала свою оплошность тем, что сама предъявила деду претензии – мол, это тебе, чтобы ты дом знал, старый, а то, как уйдёшь из дома и пропадаешь по два дня со своими печками».
- А я подумал, что ты, ради справедливости скажешь тогда, что недосол на столе, а пересол…
Но Иван не дал деду докончить давно избитую пословицу, где возмещается пересол, и закончил её более мягче - пересол, мол, в тарелке. И все тогда рассмеялись выдумке Ивана.
За обедом же Иван вспомнил, как однажды переполошил стариков, напроказничав, а те искали его повсюду. Он тогда поздно понял, что переборщил – вылез из собачьей конуры, за что и получил от бабы прутом по мягкому месту. Да, давно всё это было, давно….
После второй выпитой стопки дед уселся на своего любимого конька и в какой уж раз стал убеждать бабку Маланью и Ивана, что он - лучший печник во всей округе, хотя, об этом и без того знали все. Начал хвастать, как его председатель Совета пригласил сложить печь отдельно от голландки. Сложены они были добротно и справно служили с хорошей отдачей тепла.
- Во-о-т, смотри Ваня, стоит как невеста на выданье, вся в цветах да петухах – одно загляденье. А лет уж сколько ей? Дай, Бог, памяти – более тридцати! Вот раньше церкви клали из кирпича, так в раствор добавляли яичные желтки. А когда стали церкви рушить, при Советах, то и не каждую враз могли разломать – крепость не позволяла.
- А может, Господь-Бог не давал рушить святыню? - засомневалась бабка.
- А ты постой, бабка, послушай, об чём у нас разговор, - остановил её старик.
Окончание в следующем номере…
Из сборника "Сибирские рассказы"
Николай Курбатов
comment closed