В лето 1915 г. в просторной хате деревенского старосты Макара Лукича людно, и потому сильно накурено, да так, что кажется  - потолок вот-вот поднимется вверх от дыма. По случаю серьёзности предстоящего разговора здесь были одни мужики. Женки на сход не были допущены потому, что «опосля как сороки растрещат. И прежде времени, а дело-то сурьёзное». Так констатировал хозяин хаты Макар Лукич.

  Вопрос, который предстояло решать сельчанам, был действительно серьёзен – нужно было избрать от общества самостоятельного человека для посылки ходоком в Сибирь – с тем, чтобы подыскать подходящее место и землю для заселения её жителями деревни Хворостово. Волостное начальство было против миграции жителей, считая, что народ здесь живёт вполне сносно, и переселяться куда-то в Сибирь им было запрещено. Жители же Хворостово так не считали.

  - Ну, посудите, люди добрые, рази это житьё – хатёнки старше нас, да и крыты соломенкой.Одна коровёнка, а ртов- как в галчинном гнезде. Земли – стань – лапоть не уместиться. Хлеба до новины никогда не хватает. А у иных и того хуже….

  Переселяться на вольные земли было желанием большинства жителей. Воздержались от прямого согласия хозяева многоземельные, да те, которые были уверены, что в дороге им вольная землица может только пухом стать, а чужие края –погостом. Сейчас же, надо было решать кому поручить это серьёзное дело. Долго спорили миряне, судили и рядили. Со всех сторон подходили: надо чтоб мужик был серьёзным и ответственным за порученное дело. Надо, чтоб и здесь, в хозяйстве не выхолащивать семью мужиком. Наконец, остановили свой выбор на кандидатуре Архипа Петровича Филимошина: «Ходоком в Сибирь пойдёшь ты, Архип Петрович, боле и некому. И обчеству не перечь. Дом у тебя справный будит – остаётся сын Пётра. Последний парнишка хоша и небольшой, но всё – не грудное дитятя. Настасья, жана твоя, баба домовитая, да к тому ты – мужик грамотный, приходскую школу кончал. На том и порешим», - подвёл итог староста. Архип поклонился обществу «Спасибо за доверие, тока глядите тута, коли што, не оставляйте моих  без помочи».

  Собрали в дорогу денег от «обчества». Обувь и одежда – свои, свои и харчи. Вот и всё: голому собраться – только подпоясаться. Жена Настасья напекла подорожничков, в заплечный мешок положила пару нового нательного белья, рушник, обмылок духового мыла, нитки с иголкой, кружку, ложку, и – готов солдат к походу. Ничего лишнего: в дороге и иголка – тяжесть, а в дальней – и того паче.

- Ну, перед дорогой присядем на минутку, как обычай того требует,- предложил Архип семье, - а теперь давайте прощаться и – с Богом.

- Архипушко,- сквозь слёзы прошептала Настасья, - береги себя. В дороге-то всяко быват – люди всякие могут встретиться. Да давай образками поменяемся – ну, те, что с Божьей Матерью – девой Марией, заступницей нашей….

  Архип понял, что Настасья имеет в виду медальоны с выгравированным на крышке распятием Иисуса Христа, а внутри – образ девы Марии, Матери Христа. Медальоны из серебра и редкого исполнения. Их было всего несколько, изготовленных местным умельцем, причём, очень давно. Они передавались в поколениях Филимошиных и только во время бракосочетания. Поэтому против такого предложения муж не возражал, и они обменялись медальонами. Постояв молча перед дорогой, стали прощаться. Все перекрестились на святой угол, где стояли образа с ликами святых, в том числе и Николая  Угодника – покровителя странствующих. Вышли на улицу, в розовое раннее утро. У порога отчего дома Архип ещё раз перекрестился поясно поклонившись, и к Петру: «Оставайся за хозяина, мотри тутачки, коли чо -  к обчеству, помогут».

-  Ты-то береги себя, Архип, а мы уж  как-нито.

Провожать ходока, как договорились на сходе, селяне не пришли – зачем ненужные причитания.

   Выйдя за околицу, Архип поклонился селу, где родился, златоглавым куполам церкви, где крестили его и венчали. И пошёл торопливо в неведомое далёко: неблизок путь до Сибири – более трёх тысяч вёрст. Можно себе представить, как он покажется тяжёл и долог….

    Поиздержав домашние харчи, ради экономии общественных денег, и ввиду того, что впереди может быть ещё сложнее, Архип зашил эти деньги подальше, в нательные портки. А сам просил подаяние на церковной паперти,нанимался в услужение к крепким хозяевам. Ночевал в ночлежках, где случались разные неприятные истории.

  Как-то раз ночью в ночлежке его разбудило лёгкое прикосновение к груди. Он понял, что его хотят ограбить такие же,  как и он, прохожие и спокойно вслух упрекнул: «Что ж ты, грешный, у нищего последнюю рубаху хочешь утащить? Стыдно и грешно...». Грабитель, как от удара грома, съёжился и потихоньку, чтоб не разбудить остальных, убрался  восвояси.

  Случалось встречаться и с хищными зверями. Но здесь помогало слово божие – молитва, и зверь, поджав хвост, уходил своёй дорогой.

  Так и шёл Архип, приближаясь к своей цели. Проходя оренбургские степи, Архип дивился простору, но жили здесь тоже бедно. Когда-то, знал он, именно сюда уезжали из Орловщины семьями, сёлами, но жизнь здесь потом не хвалили. Земля хлебороба баловала здесь один раз в три-четыре года. Юго-восточные суховеи выдували и выжигали зерновые. И вот, когда перевалил за Каменный Пояс, в Западую Сибирь, сразу заметил  большую разницу – люди жили привольней и побогаче: дома и надворные постройки были из леса, пастбища зеленели разнотравьем. Поля, уже убранные, золотились густой стернёй, а суслоны и необмолоченные скирды зерна говорили об урожайном нынешнем годе и плодородии этих полей.

- Наши тоже теперь отмолотились, - подумал Архип.

Окончание в следующем номере…

Николай Курбатов