День выдался таким горячим,  июльский день такой, словно картофелина, только что испечённая на угольях. За что ни возьмёшься на дачном участке – всё жжётся. Даже ручка двери домика. Бочка с водой, к которой подошёл умыться – прикоснулся – жжёт пальцы. И вода в ней – словно щёлок банный. Где там уж освежиться. А ведь  ещё только утро…. Ступаю, а босые ноги припекает, пощипывает -  что  на  дорожках меж грядок,  что на дощатом настиле перед крылечком. И в домике духотища, даже залетевшую  с сада,  крупную муху не слышно. Забилась  где-то в уголок.  Кажется,  всё замерло.  Но это только кажется…

  Вон – неутомимая серая мамочка-воробьиха порхает беспрестанно в скворечник на старой сосне.  Чиликает там семейка желторотиков, кормит их ежеминутно. Безлюдно, рано, но уже нестерпимо жарко и душно. отчего моё измученное воображение впало в крайность, вспомнив правильную русскую поговорку – клин клином вышибают: не затопить ли баньку?

А в баньке прохладно, набиваю в печь поленьев, подкладываю  бересту, налил в печной бачок воды и замочил веничек свежий. Осталось поджечь. Но «клин-то клином хорошо»,  а вот вялость из изнемогающего тела банным  паром не выбьешь.  Сомнительно это….

Иду на реку, где у мостков из песчаного дна бьёт множество студёных  родничков, где ивы, тень, там-то и можно освежиться,  поплавать….

У мостков, забредя в реку по колено, стоят две юные девушки в купальниках. При моём появлении они как бы оживились, и одна – другой, голенастая брюнеточка – пухленькой блондиночке  на ушко,  как бы  между прочим, слышу - и кивком на меня: «Наша примечательность – местный писатель и поэт, и журналист – тоже… между прочим, неплохо получается…». Голенастенькая, по приметам – наша городская. А вот подружку не встречал. Приезжая – решил.  Они  стали просить: « А вы поплывёте к другому берегу? А?  Принесли бы оттуда кувшинок….»

Я вхожу  в реку. Приезжая с соломенными вьющимися  волосами, кажется, уже обладала искусством женского кокетства – поглядывала на меня оценивающе, с интересом и в тоже время с оттенком ироничности. Понятно - не их я сверстник, но ведь и мужчина, бодр, необрюзгший, загорелый, подвижен. И, покусывая какую-то былинку, сорванную на берегу, смотрит искоса и немного с подвохом: « Ну, что? Плывёте….»  Я не теряюсь: «А что, вы не умеете плавать?»

Девушки, чтобы разрядить обстановку и сделать её непринуждённой, переглянулись, и наша землячка представилась: «Я – Катя,  вы меня, кажется, знаете, а это, - кивнув на жеманничавшую подружку, - Лика, она в гостях…»

Я, кивнув, ныряю в глубину между ними. Плыву под водою долго и выныриваю, запутавшись в лопухах кувшинок, у  противоположного берега, под сенью нависших над водою ив. Глубина здесь -  по грудь, а чуть  назад,  ощущаю – по горло. Девушки всё так же стоят у берега,  уже забредя по пояс, и о чём-то спорят. Я срываю пяток цветущих кувшинок и собираюсь  плыть назад, как  Катя крикнула: «Стойте,  я к вам плыву». И энергично заработала саженками, сокращая водную гладь. Вот она уже рядом,  я вручаю  кувшинки, она благодарит меня, держа их над водой, которая ей чуть ли не по  плечики, собирается плыть к подружке. Но тут  между ними завязался диалог - мимикой, взглядами, жестами. Катя  вопрошающе оглядывается: «Подождём немножко, Лика хочет к нам, боится вот  только…»  Я понял  это так - Лике нужна  поддержка. Плыву к ней.

Она по-прежнему  стоит в воде по пояс, отрешенно смотрит вниз, то ли за мальками рыбьими следит? Вот я  рядом,  а она словно  меня не замечает,  переводит  взгляд., но уже  с оттенком лёгкой лукавинки и иронии: «А что, плыть надобно?»

Меня же и спрашивает и, плюхнувшись, плывёт в сторону подружки. Плывёт  не очень умело: загребает воду часто, булькая ногами и ладошками. Плыву  вдогонку за нею.. А поравнявшись, вижу: глаза у Лики  широкие, а в них мечутся страшинки. Шепчу ей ласково: «Голубушка, греби вот так, -  и показываю,  - да пальчики плотнее…  лодочкой,   пореже  да пошире загребай…»

Она приободряется, загребла увереннее, но всё равно – частит. И вот мы уже рядышком с Катей, она улыбается подружке, ободряет: «Ну, Лика, молодец, да ты же хорошо плаваешь…»

Притихшая Лика стоит рядом со мной – вода по горлышко, и неуверенно оправдывается: «Река-то незнакомая». И тянется в сторону берега, к жёлтому фонарику кувшинки с голубенькой стрекозкой, чуть, и чуть - стрекоза взвилась. Лика изумлённо отслеживает её полёт, подтягивает кувшинку, но сорвать раздумывает,  так же изумлённо рассматривая, уткнулась в неё,  замерев на мгновение, и, испачкав носик жёлтой пыльцой, отпускает  фонарик. Поворачивает  счастливое  личико,  и,   кивая на букет кувшинок, с укором делает выговор: «Такую прелесть загубили». И озирает реку  в оба конца. Рядом на сухой коряжине замечает изумрудного зимородка и - шёпотом: «А это кто же?».  А сама следит уже за порхающей у самой водной поверхности   бабочкой.

Я  не успеваю ответить, зимородок плюхнул в воду в шаге от нас, аккуратно, без брызг, словно не птичка, а грузило. Лика от неожиданности  взвизгнула, но тут же и примолкла, увидев, что птичка  с добычей -  мелкой рыбёшкой уже аккуратненько вынырнула, усевшись на коряжину. Лика смотрит, понятно - для городской девочки сплошные чудеса. Зимородок с добычей упорхнул в тальник, где у него гнездо. Катя, тоже с интересом наблюдавшая за происходящим, нарушает молчание: «Лик, поплыли, что ли?». Но Лика как будто бы и не слышит, загадочно поглядывает на Катю, на меня. И,  вдруг, зачерпнув ладошкой  водицы, плещет мне в лицо. Резко поворачивается и брызгает на подругу. Катя, закрывшись кувшинками, тоже брызжет водой.

Визг, хохот, веселье….Мгновение, и Катя пускается вплавь к противоположному  берегу, гребя одной рукой, другая поднята с кувшинками.

Владимир РЯЗАНОВ

Продолжение в следующем номере…