- Всё это сейчас устарело, - говорил Иван, - и кладку печи, и плиты ведут совмещенно.

-Как так устарело? – взъерошился дед. – Ты почуй, как греет печь доменная, да и только! А ты - устаре-е-ло…

- Во, вот именно – доменная. В ней-то и кирпича, как в доменной. А мог бы затратить кирпича, да и дров-то, с большим эффектом пользы, за счет отдачи тепла.

 - Как так это-то? – опять взъерошился дед.

 - А так. Сейчас ведут кладку: печь и плита – вместе. Получается экономия материала, да и быстрее работа идёт,  дымоходы с возвратом и поворотами,  опять же – экономия топлива. А тепла – больше.

 - Э-э, нет, Ваня. Больше матерьяла – и тепла больше. А из меньшого матерьяла, где лежанку приспособишь у твоёй совмещённой. Испокон веку в наших избах была большая русская печь с лежанкой. Сам-то ты рос – и де спал? На лежанке, вона на той! – победно закончил старик.

 - Да не надо никакой лежанки. Для приготовления пищи плита имеется, - возразил Иван, - а лежанка…- Иван посмотрел на кровать и показал – вот она лежанка.

 - Ты ещё на погост покажи, вот, мол, лежанка ваша вечная, – совсем уж обиделся дед.

- Нет, деда, этого я не говорил. Рано вам ещё на тот свет. Вам правнуков надо ещё своих понянчить, порадоваться на них. А туда…- Иван показал кивком головы в сторону деревенского кладбища, - туда всегда успеется.

 - Это бы хорошо, Ваня, - успокоился дед.

 А бабка Меланья с набежавшими на глаза слезами и дрожью в голосе произнесла:

- Ох,  и любила бы я унучат ентих. Ведь в тебе-то я,  Ваня, и души не чаяла. Грел ты её мне, как красно солнышко. А невестушку – то тут высмотришь, али тамотка? Поди, тунгуску каку? Мотри, парень…

- Женись, женись, Ваня, нам ведь и впрямь жить-то мало осталось, – вставил своё Макар Лукич.

 - А я думаю, старики, вас с собой туда увезти. Там мне уже квартиру дали. Вот и пожили бы со мной со всеми удобствами, и лежанки не надо, и сена не заготавливать – сходил в магазин за готовым, и – порядок. Ванная в квартире, туалет – тоже. Как вы на это смотрите?

- Спасибо, унучик, - прослезилась баба Маланья. Порадовал ты нас своей заботой. Да только не в обиду будет сказано, не поедем мы туды, тут наши предки, родители схоронены, тут похоронят и нас, грешных. Не к чему с насиженного места, со своего гнезда нам улетать.

  Ивана немного обидело решение стариков, и он сказал:

 - Ладно, к этому вопросу мы ещё вернёмся, а сейчас пойду-погуляю по друзьям моего детства.

- Сходи, Ванюша, посмотри на село, до знакомых, до дружков … - встрепенулся Макар Лукич, отделавшись на время от неприятного разговора по переселению.

 - Сходи,  унучик, сходи, родименький. И на девах наших погляди, можа, и приглянется кака. Хороши наши девки- то,  кровь с молоком. Не тунгуски…каки. Сходи, - провожала Меланья, встав рядом со своим Макаром, любуясь внуком.

- Иди, огляди родные места,- добавил дед. - Правда, сейчас всё уже не то – речка мелеет,  луга высыхают, лес мельчает. А всё от неумного подхода к природе, рацинализации вашей,  - съехидничал дед, - а вот ранее…

По уверованию Макара Лукича, раньше было всё не таким и обязательно… лучшим:

- Ить мы белый свет коптили только однимя самокрутками да печками. А счас…э – э. Да что говорить, погубили природу, а с ней и себя. Молодые, вон, умирают чаще, чем старики. Вот хотя бы, возьми, целину освоили, хлеба, мол, больше возьмём.  А я так думаю – лишнее всё это. Земля, она сама приспособлена хлеб рождать на чернозёме, конечно. А другая – фрукты, али ещё чего. А её пичкают всякими фимикатами, вот она и уросит. И с БАМом ентим рано затеяли, затраты мильённые, а отдачи-то нет, и получат ли когда…

   Иван, чтобы сменить тему, поинтересовался: «А что, дед, ты ещё не разучился глинобитные-то ладить?»

 - Так ведь, Ваня, глинобитные-то от нужды ладили…кирпичей-то негде взять бывало…

Умел делать дед всё добротно и надолго, почитай, у всей деревни все печи были его рук работы. И эту печь, что у дома их, Иван хорошо помнит. Ещё бы, после войны частенько в их доме,  как и у многих, стояли великие посты – ни картошины, ни крохи хлеба, а и тогда за свою работу дед со вдов ничего не брал в оплату.

- Ничего, перебьёмся, - успокаивал он свою Малашу, - ну, чё с них брать-то? Вон и у Михайлихи муж тоже погиб на фронте. А ребятишек – как галчат желторотых, один другого меньше. Пусть хоть на печи в тепле сидят.

    И понимала его во всём  Малаша….

    Целый месяц Иван гостил у стариков. Нет, он не бездельничал, не привык к тому. То изгородь поправит, то подладит хлевушок для порося, то скотину выйдет попоить. Иногда поворачивал в разговоре со стариками всё настойчивей – уехать жить с ним. Но они категорично, в один голос отвергли его предложение и доводы. Осознав бесполезность своих уговоров, Иван с окончанием отпуска возвратился на БАМ.

…  А через год ему снова пришлось приезжать в родную деревню – сначала умерла бабушка Маланья, а вскоре и дед Макар. Похоронил стариков Иван рядышком.

    Так и не довелось старикам погреть свои сердца возле правнуков, услышать их первый лепет и их спокойное во сне дыхание, увидеть их доверчивые, такие дорогие и добрые глазки, погладить шершавыми от вечной деревенской работы своими жесткими ладонями по их русым головкам. Не довелось.

  Да, отжившее, старое умирает, пронеся своё бренное по земле, оставив на ней, кто глубокий след а кто лишь  - мелкую или совсем незаметную царапинку. И след-то разный. Одни – не замаранный низкими мелочными поступками и с чистой совестью. Другие – по-иному. Тоже оставляя свой след, и на земле, и в душах, и в судьбах людей. У каждого свой след прожитого…

  Молодое поколение растёт, укореняется, ищет и, порой, ошибается, но находит приемлемое для себя.

      Такова жизнь во всех её проявлениях.

Из сборника "Сибирские рассказы"

Николай Курбатов