Пчеловод Тихон Булычёв возвращался с пасеки и весело насвистывал. Радоваться было отчего: сегодня закончил осеннюю ревизию — двести ульев подготовил к зимовке. Теперь до самой весны работы почти не будет, только, как захолодает, надо убрать ульи в омшаник. Около дома Булычёв увидел неродного сына. Щуплый, как подросток, Сергей, видимо, только что вернулся с рыбалки и теперь разбирался у веранды с удочками и посматривал в распахнутую дверь - наверное, разговаривал с матерью, - и Булычёву расхотелось домой. Он машинально взглянул на часы и вспомнил, что Сергей скоро должен идти на шоссе к автобусу … Был бы Сергей родным, то бегом побежал, чтобы проводить, а тут ноги налились тяжестью. Постаравшись остаться незамеченным, плотный и тяжёлый Булычёв поспешно свернул за ближайший сарай и спустился к ручью.

 Над селом стояла ранняя, тёплая осень, трава показалась по-весеннему мягкой, и Тихон вольготно развалился на лугу, стараясь не думать о Сергее, стал наблюдать, как на огородах за ручьём сельчане добирают картошку, копошась семьями… Свою они с Валентиной выкопали неделю назад, а с сегодняшнего дня, когда сезонные дела пошли на убыль, осталось навести кое-какой порядок в саду да огороде, и тогда можно жить в своё удовольствие всю долгую зиму.

Хотя и не спешил Булычёв, а без дела долго не просидел: хочешь не хочешь, домой надо подвигаться, потому что чудно непьяному мужику валяться среди села. Пока дошёл, Сергея встретил готового к отправке. Рюкзак, как всегда, полон, на скамейке перед палисадником распузатился. Сергея же не видно, должно быть, в избу зачем-то забежал напоследок... А вот и появился, вместе с матерью вышел из веранды, - на дорожку о чём-то перешептываются, никак не наговорятся. «Ведь почти четыре года с вами живу, - нерадостно подумал Булычёв, - а всё ещё шепчетесь. Видно, всю жизнь будете скрытничать!»

Тихон сошёлся с Валентиной в тот год, когда Сергея призвали в армию, а до этого лет пять, наверное, похаживал к Валентине тайком после того, как у неё умер муж. Тихон к тому времени был разведенный, ушёл от жены и жил с матерью, а та все уши прожужжала: женись, мол, и всё тут, а то молодые годочки убегут - кому старый будешь нужен? Даже подсказывала, кого упустить грех: Валентину... И объясняла своё пристрастие тем, что те бабы, какие от мужей гуляют да разводятся с ними, - те незавидные, вертушки, а Валентина не по своей  воле осталась одна, никто о ней с самого детства плохого слова не скажет... Тихон для вида соглашался, но сделать решительный шаг не торопился. Так ещё год прошёл, второй - уж всё село шепталось, а мать пуще прежнего стала допекать, никак не успокоится: если путаешься - женись! Не срами ни себя, ни меня! Ему-то что, давно бы женился, да Валентина совестилась подраставшего сына и поэтому просила подождать, пока тот в армию уйдёт.

Летит время... Вот и в армии Сергей отслужил, и уже год минул, как вернулся. Правда, дома, увидев в нём чужого человека, после демобилизации не остался. Уехал в город - независимость сохранил - и устроился на нефтезаводе пожарным. Сутки дежурит - трое отдыхает. Поэтому к матери часто ездит. Все дети как дети - в выходные стараются помочь родителям, а Сергей на рыбалку любит ходить. Днями может на пруду пропадать. Даже прозвище заработал: Щукарь, как у Шолохова.

- Что же пустой-то идёшь, Серёж? - насмешливо спрашивали соседи, когда он - частенько возвращался без улова.

- Мне не рыба нужна, а чистый воздух! - отвечал без всякого стеснения и посмеивался, словно тот, кто задавал столь нестоящий вопрос, ничегошеньки не понимал.

Так же и с Тихоном разговаривал - с ухмылочкой. Булычёв как-то сказал ему по-мужски, прямо, что не дело так кривляться, ведь не совсем уж чужие-то, но в ответ -ухмылочка, словно и не с ним говорил. «Ну, если не хочешь по-людски - тебе виднее, - подумал Тихон. - Только в следующий раз и от меня ухмылочки будешь получать!»

Сергей и после того разговора почти не обращал внимания на отчима, всё с матерью продолжал о чём-то шушукаться, да рюкзак от неё не уставал возить. «Что она ему пихает-то туда?» -удивлялся Тихон, думая о жене. Нет, ему не жалко, если Сергей когда курёнка возьмёт, полсотни яиц или банку сметаны - не жалко, своё. Про мёд он уж и не говорил. Только зачем тайну-то из этого делать? Или он против чего скажет? Ведь и к нему дочь нет-нет да заглянет - тоже без гостинцев не уходит. Но не таится, не прячется ни от кого - отца родного ведь навещает... Сергей так открыто не может, ему всё надо сделать украдкой, будто подарки от этого слаще бывают. Вот и сейчас: поцеловался с матерью на прощание, а ему, Тихону Александровичу Булычёву, известному на всю область пчеловоду, кивнул, как ровеснику, и ухмыльнулся по привычке.

«Ладно, бог с тобой! - вздохнул Булычёв. - И без твоего уважения проживу!»

- Тихон, иди есть, что ли! - позвала Валентина, когда сын скрылся за поворотом.

- Иду, иду. Сначала руки надо помыть, - неохотно отозвался Булычёв от рукомойника.

Когда сели за стол, Тихон спросил:

- Сама почему не ешь?

- С Сергеем пообедала, не смотри на меня... - стеснительно отозвалась сидевшая рядом Валентина: мясистая, краснощёкая и почему-то сильнее обычного пахнущая кислым молоком.

«Конечно, чужой я вам, - покосился Тихон на жену, и ему сразу расхотелось есть. - Вам только побольше мёда носи, сено коси, дрова готовь... Затем, наверное, и нужен».

Из-за стола он вышел в сад покурить, хотя курил редко, потому что говорить с Валентиной не хотелось. Проходя мимо молоденькой яблони, Тихон остановился, долго рассматривал порыжевшую листву и всё никак не мог понять, чего в ней не хватает... И, наконец, догадался: яблок! Только сейчас сообразил, что не осталось ни одного! И сразу вспомнились они, выпиравшие из Сергеева рюкзака... Ещё удивился тогда и решил, что то была картошка. Тихон вспомнил румяно-жёлтые, крепкие яблоки по названию «красный богатырь», впервые уродившиеся на яблоньке в этом году. Яблок было немного - одиннадцать, но каждое с кулак, и Булычев радовался, что не зря посадил яблоню в том году, когда перебрался жить к Валентине. После первого цветения, всё нынешнее лето, он терпеливо ждал, когда плоды созреют по-настоящему, чтобы узнать их вкус, выносливость да и просто полюбоваться, потому что во всём саду не уродилось более ни единого яблочка. Только на его «красном богатыре»; и он гордился этим. И вот яблок нет, словно и не было никогда, потому что у Сергея хватило совести оборвать их все. И дело, конечно, было не в яблоках - их жалеть не хотелось, - а в чём-то другом, чего Тихон не мог передать словами.

От обиды у него всё задрожало внутри. Сгоряча хотел тотчас догнать Сергея, навешать тумаков, но не стал позориться. Немного успокоившись, но по-прежнему не находя себе места, Булычёв сходил в сарай, взял топор и, вернувшись в сад, одним ударом срубил яблоньку и долго смотрел на неё, кудрявую, лежавшую на боку, словно просил прощения... Потом, когда нёс яблоню в овраг, - навалился стыд. Он боялся встретить кого-нибудь из соседей, крался, непривычно ссутулившись, словно за ним действительно наблюдали... Тихон стонал от обиды на Сергея, на самого себя и даже на покойную мать, толкнувшую когда-то жить с чужим сыном.

Владимир Пронский